Маони подумал.
— Я видел красную форму, — сказал он убежденно. — Эта форма летела.
— Бывает, — покивал Фрост. — Посиди-ка на двух солнышках час, другой.
— И все же… — пробормотал Маони и задумался.
— Может быть, мы упустили из виду еще кого-то? — спросил Кратов.
— Пардон! — сказал Фрост. — Это исключено. Мы же здесь не первые. Достоверно установлено, что на Псамме летают только пчелы. Яркий пример приспособительной эволюции. Не умей они летать, их в два счета извели бы стрелохвосты и равноноги. Которые теперь в сторону улья даже не глядят.
— Вообще-то странновато, — сказал Костя. — Такая огромная планета — и такая бедная фауна. И только одни пчелы, которые летают.
— Я-то понял, что ты имеешь в виду, — покивал Маони. — А любопытно, достанет ли тебе мужества поделиться своими соображениями с Вардановым?
Пчелы выглядели сильно встревоженными. Они звеньями вылетали из щелей улья, отчаянно гудели и выписывали в раскаленном воздухе сложные фигуры. Иногда какая-нибудь из них набиралась отваги, отделялась от своего звена и закладывала низкий вираж над головами людей.
Костя лежал на спине, разметав конечности и зажмурившись: он воображал себя на диком пляже Берега Потерянных Душ и потому ничего этого не видел. Фрост тоже и ухом не вел — пчелиные эволюции его давно уже не впечатляли. И только Варданов, осторожно выглядывавший из-за песчаного гребня, никак не мог удержаться, чтобы инстинктивно не пригнуть голову.
— Так называемый «виляющий танец», — комментировал Фрост звучным голосом, словно экскурсовод в зоологическом саду. — Назван по аналогии с информационными танцами земных пчел. У здешних же, как установлено многократными наблюдениями, практически никакой информации не несет, поскольку в основных чертах повторяется вне зависимости от изменения ситуативной среды.
— Они взбудоражены, — сказал Варданов. — Не знают, как с нами поступить. Игнорировать или атаковать. И так каждый раз. Разве это не информация?
— А чего им, собственно, беспокоиться? — отозвался Кратов. — Неужели снова из-за меня? Пора бы уже и привыкнуть.
Варданов промолчал. Зашуршал осыпающийся песок. Костя слегка приоткрыл один глаз. Он обнаружил, что ксенолог внимательно осматривает его с головы до пят.
— Что-нибудь не так? — осведомился Костя, приподнимаясь на локте.
— У вас на скафандре красные полосы, — промолвил Варданов. — А у меня и Курта оранжевые. Это могло пробудить в них раздражение.
— Пчелы в нашей с тобой области спектра цветов не различают, — охотно пояснил Фрост. — Смотри мой отчет, раздел третий, абзац девятый.
— Восьмой, — поправил Варданов.
— Пардон, — сказал Фрост смущенно.
— А в остальном вы правы. Я упустил это из виду.
«Вот наказание, — подумал Кратов, снова отваливаясь на спину. Каждый раз что-нибудь новое. Третьего дня ему не понравилось, что я выше его на полторы головы, а значит, наши «галахады» отличаются размерами. Вчера ему внушило подозрение то, что я в эту адову жарынь торможу потоотделение и, стало быть, обладаю иным, нежели он, инфракрасным фоном. И пришлось экспериментально доказывать, что у всех «галахадов» означенный фон одинаков. Сегодня он придрался к цвету. Мамочка родная!.. Сказал бы уж честно: мол, так и так, ума не приложу, что еще удумать».
— Наши пчелы давно бы уже знали, как с нами обойтись, — проворчал Костя. — Попробуйте суньтесь к ним в улей — они вам такой ксенологический тест пропишут!
— И меду дадут, — прибавил Фрост. — И воску. И ведро прополиса надоят. А что с этих взять — ума не приложу. А ты как полагаешь, Сергей?
— Никак я не полагаю, — сказал тот недовольно.
«Ого! — подумал Костя. — А вот такого я вообще не слышал ни разу: чтобы их светлейшество ксенолог не имели определенного суждения».
— Я не знаю, какое заключение мне сделать, — продолжал Варданов. Что вы от меня хотите? Почему-то у всех сложилось мнение, будто ксенологи все и всегда обязаны знать. Поскольку, мол, на них возлежит самая высокая доля ответственности в исследовательских миссиях.
— Пардон! — возражающе воскликнул Фрост.
— Не надо спорить, так оно и есть. Именно заключение ксенолога служит гарантией всеобщего благополучия. Поскольку лишь наличие разумного фактора способно затруднить и даже сделать совершенно невозможным обитание человека в чуждой среде. С прочими факторами он вполне способен совладать или ужиться.
— Пардон, — снова запротестовал Фрост. — А Царица Савская?
— А что Царица Савская? — оживился Костя, переворачиваясь на живот. С его «галахада» пластами отваливался песок.
— Это такая планета, — охотно пояснил экзобиолог. — Без малейшей претензии на разумный фактор. По всем своим параметрам — чистейший «голубой ряд». И положительно невозможная для обитания человека. Ее даже закрыли специальным решением Большого Совета.
— В таком случае, позволено ли мне будет перечислить контрпримеры? осведомился Варданов и выставил перед собой заранее растопыренную для загибания пальцев пятерню.
Фрост крякнул.
— Кажется, мы отвлеклись, — заметил он. — Но согласись, Сергей, это странно, что мы принуждены сдерживать целую миссию из-за отсутствия заключения по одному-единственному виду. На тебя это не похоже. В конце концов, ты опытный ксенолог…
— Это всего лишь профессия, — промолвил Варданов. — За которой стоит живой человек. В равной со всеми остальными представителями своей расы мере склонный ошибаться. Но в гораздо меньшей степени обладающий правом на такую ошибку. Любому, даже самому квалифицированному ксенологу не чужды простые человеческие качества. Или вы думаете, что, по роду своей деятельности ежечасно общаясь с существами нечеловеческой природы, ксенологи тоже обращаются в нелюдей? — Он внезапно повернулся к Косте. Вот вы, драйвер?