— Опять интуиция? — язвительно спросил Биссонет, намекая на какой-то неведомый Кратову эпизод обсуждения.
— Конечно, был бы дольмен — многое разъяснилось бы, — согласился Вилга.
— Но только без мистики! — воскликнул Биссонет. — Без «третьей силы», без ЭМ-техники.
— Не знаю, как насчет «третьей силы», — ревниво сказал Аксютин. Однако умножать число сущностей сверх необходимого и впрямь ни к чему.
— Подите вы со своим Оккамом, — уныло сказал Элул. — Лично я исповедую иной принцип.
— Какой же? — полюбопытствовал Биссонет.
— Если тебя поразило громом — значит, ты грешен.
— Непонятно, — пожал плечами красавчик.
— Отнюдь, — сказал Аксютин, оживляясь. — Коли случилось чудо докажи, что его сотворил не Бог. Правильно, Хаим?
— Тоже мне чудо, — фыркнул Вилга. — Обычная феноменологическая статистика…
Накал в разговоре с какого-то момента резко пошел на убыль. Казалось, о Кратове позабыли. Он сидел молча, отгороженный ото всех стеной отчуждения. Словно его тут и не было… Грозовая туча, раздутая от скрытой угрозы, покружила над его головой и, не разродясь ни единой каплей, канула прочь. Хотя и во многом благодаря громоотводу, роль которого отчего-то взял на себя пасмурный Элул. И Кратов не понимал, был ли он за то ему признателен. Либо же, наоборот, предпочел бы принять грозу на себя.
Он чувствовал, что нельзя ему сидеть здесь вот так, в стороне, если он хочет, чтобы когда-нибудь эти люди приняли его в свой круг как равного. Чтобы перестали говорить о нем в третьем лице, а обращались напрямик — с добрыми ли речами, с дурными ли. И не таили бы за стылыми масками брезгливость и страх.
Кратов даже попытался сделать усилие, перебороть самого себя. Проломить-таки эту проклятую стену, за которой сейчас малодушно отсиживался. Он открыл рот, чтобы потребовать обещанного ему ответного слова. Но не сумел извлечь ни звука из перехваченной глотки.
— …А ложногриб ему отвечает: «Да нет, какой-то дурак научил!» заливаясь, рассказывал Аксютин.
По ту сторону стены отчуждения царило веселье.
— Зайдите ко мне, — сказал Хаим Элул, осторожно коснувшись коротким сильным пальцем переплетенных буквиц на кратовском свитере.
Кратов, погруженный в свои мысли, послушно двинулся за ним. Невнятно урча под нос игривый мотивчик, Элул проследовал в свою каюту, которую делил с командором миссии. Здесь оказалось чуточку просторнее, и даже были откидные диванчики для посетителей. Один из них был тут же предложен Кратову.
— Благодарю, — сказал тот, оставаясь на ногах.
— Послушайте, Кратов, — сказал Элул, плюхаясь на койку и взирая на него снизу вверх по-детски чистыми синими глазами. — Для чего вам эти ожоги?
— Что? — не сразу понял Кратов. — Ожоги… какие?
— Эти отвратительные келоиды, отнюдь не украшающие вашу шею и, должно быть, прочие члены. Будто из вас хотели сделать цыпленка-табака, но вовремя усмотрели ошибку… Некоторым остро впечатлительным натурам это действует на нервы.
Кратов вскинул подбородок:
— Кому же?
— Например, мне, — ухмыльнулся Элул. — Вы, наверное, подумали Биссонету? Его нервирует совсем другое… Я понимаю, рубцы дороги вам как память, они у вас что знаки воинской доблести, и все прочее. Но поймите и вы: тем самым вы невольно стараетесь выделиться среди нас. К чему носить на себе отметины былых приключений, состоявшихся не всегда от великого ума? Дин, между прочим, тоже как-то пылал ясным пламенем, хотя вот у него как раз были на то уважительные причины. Он же из ваших, из звездоходов…
— Дин? — переспросил Кратов и едва удержался, чтобы не уточнить, о ком идет речь. Ему и в голову не приходило, что существуют люди, способные называть доблестного командора миссии как-то иначе, нежели по фамилии.
— Давайте сведем ваши келоиды, — предложил Хаим. — И забудем о них, как о тяжелом сне после неумеренного ужина. Нет, я серьезно. Я же здесь не только ксенолог, но и медик. Это моя вторая профессия, унаследованная от предков. Все Элулы спокон веку целители и врачеватели. Один из нас взошел на костер за чертознайство — имел глупость излечить царствующую особу от дурной болезни. Другой тоже прослыл отравителем и снискал свою Голгофу в сибирских лесах… У вас, как я слышал от доктора Нанука, пирофобия? Можно попытаться потеснить и ее, у меня здесь неплохая ментоскопическая аппаратура. Полного избавления не сулю, все в руце Божьей, да мы и не на Земле. А вот хвост ей подрезать обещаю, чтобы не выставляла напоказ.
Кратов незаметно для себя примостился на диванчике — при каждом движении тот жалобно постанывал под ним.
— Вообще-то Кодекс плоддерской чести не поощряет… — пробормотал он в сильном смущении.
— Подите вы с вашими играми, — страдальчески поморщился Элул. Кодекс, честь, отчуждение… Взрослые люди, а помешались на средневековой атрибутике! Чего вы хотите больше — чести вашей несуразной или душевного здоровья? Будет здоровье, будет и честь.
— Но обстоятельства таковы…
— И давайте стараться, чтобы от обстоятельств ничего не зависело, опять-таки ни честь, ни здоровье.
— Стараться! — усмехнулся Кратов. — Что мне остается, кроме моей чести? Только что ксенологический совет консенсуально произвел меня в трепачи. И я ничего не могу выставить в свое оправдание.
— Допустим, консенсуса не было и не будет. Навигаторы вам верят, хотя главным образом из цеховой солидарности. Дилайт желает вам верить. Господь ему судья — для него звездоходское прошлое тоже много значит.