Картинка была зловещей.
— Да ну вас к дьяволу, — пробормотал Костя, поспешно отступая к «гоанне».
Он умостил капсулу в багажном отделении, неловко — мешал «галахад» вспрыгнул в кресло. Платформа качнулась, черпнула бортом песок.
— Как ваши дела, Кратов? — зародился под шлемом негромкий голос Варданова, дежурившего нынче по связи.
Костя вздрогнул. Нервы были напряжены до последних пределов. Гудение, исходившее со стороны улья, давило на него облаком угольно-черной ауры.
— Нормально, — выдавил Кратов, борясь с лязганьем зубов. — Тут такая буча поднялась…
— Требуется помощь? — деловито осведомился Варданов.
«Только не от вас, почтеннейший!..»
— Благодарю, в этом нет необходимости. Я уже возвращаюсь.
Варданов помолчал. Потом бесцветным голосом произнес:
— Ну, что же, помогай Бог, — и отключился.
Костя поплотнее вжался в кресло, готовясь к крутому развороту. Устроил руки на пульте.
Серая ревущая туча перевалила через гребень сеифа. Тесно сбитые пчелиные тела, вдобавок сцементированные взбаламученным песком. Бешеный рой, растревоженный неумелым пасечником.
Опрокинутый набок хобот смерча, черным своим жерлом нацелившийся втянуть случайную добычу.
Костя зажмурился и бросил «гоанну» вперед.
Тяжкий удар потряс платформу. Она едва не исполнила «поворот оверкиль», но каким-то чудом устояла, трудно выровнялась. Вокруг завывало.
Костя открыл глаза. Ему показалось, что он лишился зрения: сплошная серая пелена. Будто он прямо отсюда, не покидая «гоанны», как есть, вдруг во второй раз в жизни вляпался в экзометрию.
И только вверху, над головой, проступали еще мутно-багровый глаз Старшего Солнца да ослепительный зрачок Младшего.
Костя вынужденно отпустился от пульта и обмахнул ладонью забрало «галахада». Но песок, будто наэлектризованный, вновь и вновь настырно лип к шлему.
Платформа двигалась, но как-то странно, неуверенно, загребая правым бортом. Ткнулась носом в почти неразличимый среди этого ада сеиф, взбрыкнула — Кратов окончательно бросил к чертям управление, инстинктивно вцепился в подлокотники, и вовремя: только поэтому он и не вылетел головой вперед… Гнусно вихляясь, предоставленная самой себе «гоанна» переползла через вершину сеифа и ухнула книзу. С омерзительным скрежетом заскребла днищем по неровной тверди. «Ккуда ты, гадина!..» — мысленно завопил Костя, одной рукой удерживая себя в кресле, а другой шаря по пульту, стараясь перехватить управление, врубить «кошачью память» и уйти наконец отсюда. Кажется, ему это удалось, потому что «гоанна» вдруг стала производить диковатые на первое ощущение эволюции, рыская и творя реверансы кормой и таким образом в деталях повторяя тот путь, что она неконтролируемо проделывала секунды назад…
В этот миг их настиг очередной удар серого тарана.
Прямо перед собой Костя с леденящей отчетливостью увидел круглую, с футбольный мяч, пчелиную башку, самоцветную мозаику вращающихся глаз и отчаянное, слитое в сплошной сверкающий веер трепыхание тугих крыльев. Затем тяжелое, сильное тело пушечным снарядом влепилось ему под дых. Костя охнул и, как смог, сложился вдвое. Но «галахад» принял основную энергию атаки на себя и выдержал. Благословенны будьте, сочинители Кодексов и инструкций… Нагрудная броня, руки, колени — все залилось вязкой полупрозрачной дрянью. Пальцы скользили по ослизлому пульту, срываясь.
Платформа клюнула носом и неожиданно легко продавила ребристую твердь под собой. Та изошла трещинами, крошась и проваливаясь сама в себя, обнажая какие-то запутанные, переплетенные, темные ходы с идеально ровными стенками, круто загибавшиеся книзу и Бог весть на какой глубине оканчивавшиеся. А оттуда, с этой неведомой глубины перла с гудом и гнусным шорохом сплошная серая масса…
«УЛЕЙ!!!»
Внезапно с любострастным чмоканьем самопроизвольно сработали забытые в сумятице страховочные лапы, неловко прихватив огромный «галахад» за бока. Хоть какая-то, да помощь… Костя немедля взялся за пульт обеими руками. Подавил нелепые потуги «кошачьей памяти» справиться с внешними помехами, на которые она ну никак не была рассчитана. Швырнул платформу кормой вперед и вверх — прочь от развороченных внутренностей улья, прочь из этого страшного месива, наполовину живого, наполовину уже мертвого. Ничего не видя перед собой, наобум и напролом повел ее туда, где, по его расчетам, оканчивалась пчелиная ложбина и начиналась пустыня. Лихо перепрыгнул через подвернувшийся сеиф — по ту сторону его взмученный песок уже оседал, и можно было пусть как-нибудь да сориентироваться.
Рой не преследовал его. Не то потерял нарушителя покоя из виду. Не то рассеялся, в тяжком потрясении от учиненного погрома.
Кратова колотила дрожь. Голова трещала и разламывалась от черной ауры. Скорее, скорее бежать из-под ее удушливого крыла…
Он наконец-то вывел «гоанну» на знакомую дорогу к кораблю. Откинулся в кресле, распустил оцепенелые мышцы. Тело упрямилось, никак не отходя от схватки. Сердце прыгало.
«Капсула! Это из-за нее… Неужели я потерял капсулу?»
Стиснув зубы, Костя принудил себя оглянуться.
Капсула, надежно укрепленная в багажном отделении «гоанны», никуда не делась. Она тоже была уляпана слизью, налипшими обломками крыльев и какими-то радужными пленками.
Над невидимым за сеифами ульем курилось размытое серое облако. Словно там оживал долго спавший вулкан.
В небесах, на обыденном фоне Старшего Солнца происходило что-то странное. Непривычное, из ряда вон выходящее, режущее глаз.