Галактический консул - Страница 78

— Что ты молчишь, Кратов? — возмутилась Марси. — Скажи, что я права!

— Он правильно молчит, — проворчал Бекетов. — Он старше, он знает.

— Что, что он знает?!

— Ничего еще не кончено. История не дописана. И она не дает никаких гарантий.

— Я молчу не поэтому, — наконец сказал Кратов. — Я… я просто никогда не думал над этим.

— Как можно не думать о собственном прошлом? — изумился профессор. Чем же тогда заняты ваши мозги? Или они всего лишь переваривают ту жвачку, что подбрасывает им настоящее?

— Они заняты иным. По-моему, общество, живущее прошлым, не имеет будущего…

— Я не знаю такого афоризма. Но мир, лишенный памяти, становится безумным!

— Это правда, — согласился Кратов. — Однажды я видел такой мир.

— Так вы нездешний, — догадался старик, изучая его блеклыми слезящимися глазенками. — Теперь мне все ясно.

— Что вам ясно? — подобрался Кратов. — Вы думаете, мы все настолько оторвались от нашей планеты, что нам стало безразлично все, что с ней происходит? Это неправда! Мы без Земли — никто. Мы ушли в Галактику не за тем, чтобы удовлетворять собственный праздный интерес. Мы служим Земле как умеем…

— Сейчас вы скажете, что вы — двери Земли, открытые во вселенную, фыркнул Бекетов.

— И скажу!

— Я уже слышал этот довод и не собираюсь его опровергать. И вообще мне скучно с вами дискутировать. Мы не поймем друг друга. Если я заявлю вам, что никогда история Земли не творилась в небесных сферах, как бы это ни утверждалось всеми священными писаниями, вы все едино мне не поверите. В чем, собственно, вы видите вашу заслугу перед человечеством? В том, что оно получает все новые и новые игрушки из магазина?..

— Что такое магазин? — ревниво спросила девушка.

— …Но лишь несмышленое дитя находит удовольствие в пестро раскрашенных цацках. В лучшем случае они развивают его воображение. В худшем — ему есть на чем выместить избыток эмоций, есть что сгрызть или сломать. Но человечество давно вышло из младенческого возраста. И не надо сопоставлять его со всякими нелюдями! Астрономически они могут быть сколько угодно старше, и это ни о чем не свидетельствует. У них своя дорога, у нас — своя. История Земли пишется здесь, только здесь! — Бекетов слабо притопнул ногой в спадающем шлепанце. — И никто не докажет мне, что впереди нас не ждут новые тираны, новые потрясения и человеческие гекатомбы! Что же до библейских заповедей… — Он сморщился еще сильнее и тоненько пропищал: — «Убивать нехорошо-о-о!..» Так мы повторяем их, как заклинание, вот уже несколько тысяч лет. И все убиваем, убиваем, убиваем!

— Люди уже не воюют между собой, — сказал Кратов.

— Они просто растерялись. Им пока нечего делить. Это скоро пройдет.

— Так эти бронированные двери, непробиваемые стены… — сказала Марси. — Наверное, все же это не совсем музей?

— Арсенал? — усмехнулся Бекетов. — Отчасти. Потому и стены, чтобы никому в голову не взбрела такая мысль. Но если дойдет до дела, никакой бетон не поможет… — Он оборотился к сумрачному Кратову. — А теперь возражайте.

— Но вы тоже не услышите моих аргументов, — сказал тот.

— Разумеется, не услышу. Мы живем в разных временах. И настоящее лишь их пересечение. Поэтому идите своей дорогой, а я останусь здесь. Но когда выяснится, что ваша дорога ведет в тупик, не говорите, что не видели указателей!

Бекетов совершил чопорный поклон и удалился в проход между витринами.

— Ты доволен? — спросила Марси с иронией.

— Я в восторге, — буркнул Кратов.

— Тогда пойдем отсюда.

— Хорошо, — сказал Кратов, помедлив. — Пойдем.

Держась за руки, словно боясь потерять друг дружку в полумраке, они двинулись к выходу. Но не успели и потому вынуждены были посторониться, уступая дорогу.

В музей с шумом и гомоном вливались люди. Взрослых было немного, они лишь сопровождали пеструю, разноголосую ораву ребятишек десяти-двенадцати лет, моментально заполнившую все пространство музея. Тишины как не бывало. Кратова несколько раз без особых церемоний чувствительно пихнули острыми локтями. Он подвинулся, освобождая доступ к каменному топору.

— У-у, какая дубина!

— У меня есть такой… он водой пуляет. Я его киселем зарядил, а он в меня как фыркнет!

— Мне бы такую арбу… арке… зубу, я бы все яблоки с верхушек посшибал, они там краснущие, никак не достать, только с гравитра, а мама Гера не разреша-а-ает…

Некоторое время Кратов и Марси молча топали по брусчатке. Навстречу им шли новые и новые экскурсанты, по большей части дети. Воздух насытился мелкой дождевой пылью из катившихся над музеем насупленных туч.

— Видишь, никто не собирается забывать прошлое, — нарушила молчание Марси.

— Профессор Бекетов, наверное, готов перекреститься, — усмехнулся Кратов. — Впрочем, я тоже. Я видел, что случается, когда старательно забывают прошлое.

— Тот мир, о котором ты упоминал?

— Да. Этот музей… он напомнил мне о нем.

— Почему ты не стал спорить с Бекетовым? Помнится, перед Резником ты никогда не пасовал.

— Это далеко не Резник. И у меня не было никаких аргументов. — Кратов вдруг разозлился. — Но почему я вообще должен постоянно с кем-то спорить?! Я устал спорить! Я хочу жить, работать и отдыхать! Я прилетел домой, я дома, а на меня все смотрят, как на чудище морское. И лезут, лезут со своими паршивыми дискуссиями…

— Ну, я-то лезу совсем с другим, — кротко заметила Марси.

— Теперь мне понятно, почему звездоходы не любят бывать на Земле, продолжал кипятиться Кратов. — Им здесь житья нет от всех этих Резников, Бекетовых, всяких там Анастасьевых…