Галактический консул - Страница 27


К оглавлению

27

— С этим у нас порядок, — сказал Стас. — Можно, Костя, я пропущу тебя вперед? Все же у тебя нашивки посолиднее. Пусть все думают, что это я с тобой. А уж внутри распределим роли по справедливости.

Костя молча толкнул дверь. Та без усилий подалась, открывая его взгляду просторное помещение, залитое рассеянным светом. Очевидно, когда-то здесь был рабочий отсек, возможно — двигательная секция эпохи реактивной тяги. От прежних времен сохранились мощные металлические колонны, на которых покоились своды зала, да остатки шпангоутов и бимсов. Возле каждой колонны и в темных нишах располагались столики. Ресторан был практически пуст, если не принимать во внимание небольшой компании в дальнем конце. Да еще кто-то маячил у кольцевой стойки в самом центре зала.

— Тоска! — произнес Ертаулов.

Он был разочарован.

— Наоборот, все очень хорошо, — сказал Костя. — Без выкрутасов и тихо. Не то что у нас на Земле: музыка ревет, фантомы шныряют по залу, уж и не видишь, кто живой, а кто голограмма… Съедим чего-нибудь особо экзотического — ну, там, шашлык по-орбитальному — и баиньки.

— Тебе бы только спать! — огрызнулся Стас и плюхнулся в ближайшее свободное кресло. — Что они, вымерли? Я был тут дня три назад. Вавилон, тропики, яблоку негде упасть. Как дома! Веселились, плясали всю ночь… Где, где это теперь?!

Как бы в ответ на его монолог, в тишину упали мерные металлические звуки, напоминавшие бой старинных часов. И лениво поплыла мелодия, вязкая, с жужжанием ситара и глухими, отзывающимися где-то под сердцем ударами барабана-табла. С потайных светильников сорвались лучи и радугой рассыпались в заклубившемся по полу тяжелом седом тумане. Суровость и аскетизм интерьера бесследно растаяли в этом нехитром колдовстве. Бывший двигательный отсек понемногу превращался в совершенно иной, странный, завораживающий мир.

Ертаулов уже не сидел букой, а счастливо улыбался, победно поглядывая на слегка опешившего Кратова. Он был доволен произведенным впечатлением, как если бы сам был причастен к сценарию разворачивавшегося вокруг них и, в общем-то, главным образом для них действа.

Над пустым пятачком, огороженным кольцевой стойкой, вспучился пузырь белого дыма. Он заструился к потолку, растекся по нему, скрыл от глаз. В колебаниях дымного столба зародился некий ритм, будто там внутри прятался кто-то живой. «Гляди, гляди», — зашептал Стас. Сквозь кипящее марево явственно проступали очертания огромного тела. С каждым мигом они все больше обретали плоть…

Посреди зала на задних ногах стоял чудовищный белый слон. Впрочем, клыки были явно позаимствованы у мамонта. Слон сворачивал хобот в тугое кольцо и затем вскидывал под самый потолок. Топтался на месте, приплясывал, раскачивал лобастой головой, мотал просторными ушами, в одно из которых была вдета серьга с изумрудом невероятных размеров. С каждым ударом табла слон менял цвет, становясь последовательно розовым, голубым и лиловым.

«Вон там, в углу!» — не унимался Стас. Костя обернулся. Никаких шпангоутов, бимсов и комингсов не было и в помине. Вдоль стен недвижно и грозно высились древние статуи. Многоглавые, многоликие, с воздетыми в давно утративших смысл жестах десятками рук. В это сонмище, перекочевавшее сюда откуда-нибудь из Махабалипурама, каким-то образом затесался птицемордый Гор. Глаза статуй жили. С божественным равнодушием они блуждали по залу, похожему на захваченный нечистой силой храм.

— Ничего, — согласился Костя. — Умеют. — Он уже опомнился и даже слегка заскучал от голографических фантасмагорий. — А как здесь насчет шашлыка по-орбитальному?

— Тебе бы только есть! — отмахнулся Ертаулов. — Отдыхай, любуйся… Ты только вдумайся: под нами сотни километров пустоты до ближайшей тверди, а мы сидим и наблюдаем за танцами слона в пантеоне. Тут тебе и природа, тут тебе и искусство.

— Вдумался, — произнес Кратов после недолгой паузы. — И нашел твои рассуждения странными. Во-первых, под нами не пустота, а газовая оболочка. Между прочим, ты в ней родился и привык существовать с максимальным удобством. Во-вторых, в природе розовых слонов не бывает. Особенно с серьгами. В-третьих, искусство — это Махабалипурам. А ресторан «Ангел-Эхо» — это совсем другое понятие. Я не хочу, чтобы Мадонна Литта мне подмигивала, когда я стану поедать свой шашлык. Уж лучше я поеду в Эрмитаж и буду стоять возле нее всю ночь, раскрыв рот.

— Ты положительно невыносим, — сказал Ертаулов. — Тебе кто-нибудь говорил об этом раньше?

— Да ну тебя, — обиделся Костя.

Он постучал пальцем по краешку стола, и перед ним высветилось меню фирменных блюд. Шашлыка по-орбитальному там не обнаружилось. Зато присутствовали «курица в собственном соку, в корочке и со специями» и «уопирккамтзипхи пикантный с орехами». Накануне отлета Костя рисковать не стал и заказал с детства любимую курицу. Из обычного же набора яств, какой был доступен в любом уголке вселенной, где есть стандартный пищеблок с программным управлением, он затребовал салат из маслин, мороженое «ананас в кокосе» и кувшин вишневого сауэра.

— А мне нравится, — упрямо объявил Ертаулов.

Кратов покосился на пятачок. Слона уже не было. На его месте сидела огромная, как Кинг-Конг, макака и чесала макушку указательным пальцем. Потом извлекла прямо из пустоты банан и принялась поедать его.

— Мне тоже, — сказал Костя.

Из туманной пелены вынырнул самодвижущийся сервировочный столик несуразно большой цветок тюльпана с плотно сомкнутыми лепестками. На каждом лепестке было написано: «Миша Винярский — лучший друг звездоходов». Поравнявшись с Кратовым, столик затормозил и распустился. Деловито зашевелились лапки-тычинки, хватая и расставляя блюда, чашки, кувшин и все, что полагалось. Костя вздохнул и стал было прикидывать состояние личного счета, где хранилась еще какая-то небольшая сумма в энектах «энергетических эквивалентах трудовых затрат», но вовремя прочел на ближнем лепестке уведомление: «За вас платит Корпус Астронавтов».

27