— Откуда ты знаешь?
— Я все знаю, — Астахов подмигнул. — Я медик. А лишь потом клоун.
Он подхватил выросшее до размеров арбуза голубое яйцо и пошел прочь умелой чарли-чаплинской походкой. Петушок недовольно заквохтал, ссыпался со стола и засеменил следом.
Кратов с сожалением покосился на грустную девушку. Помочь ей он и в самом деле ничем не мог. Да и наивно было с его стороны полагать, будто у такой славной девушки не окажется друга, ее ровесника, с которым у нее общие интересы, общие воспоминания, может быть — общее детство. Для звездохода это, конечно, не повод к отступлению, но означенное «общее» запросто перетянет на любых весах те личные достоинства, которые мог бы предложить ей он, звездный скиталец сорока с лишним лет и безо всякого опыта земной жизни. Хотя опыт все же был, но очень давний и потому малопригодный в данной ситуации.
Рассиживаться в кафе более не имело смысла. Джулеп был давно допит, пирожное растаяло. Кратов ушел бродить по бесконечным кольцевым улицам города, которого не было здесь, когда он улетал к звездам.
Он не заметил, как добрался до самого края жилого яруса. Далеко внизу слаженно колыхались на ветру плотные кроны Садового Пояса, а где-то возле самой линии горизонта бликовали на солнце зеркала озер. Кратов облокотился на парапет и попытался разглядеть среди зелени крышу своего дома. Бесполезно. Он не чинил эту крышу целую вечность и уже забыл, как она выглядела в ту пору.
О человеке, что ушел однажды
Из Есину и скрылся среди гор,
Ступив в глубокий снег,
Об этом человеке
Не слышно ничего с тех давних пор…
«Это про меня, — подумал он. — Это я ушел, а сейчас вернулся. И некому меня расспросить о том, где я был и что видел. Потому что не осталось никого в этих местах, кому я был бы интересен. Только мама. Но и она ни о чем не расспрашивает».
Домой Кратов вернулся затемно. Шел пешком, старательно обходя молодые, до колен, деревца и все время теряя в сумерках змеящуюся тропинку. За его спиной полыхал тысячами огней, нависая над Садовым Поясом огромной елочной игрушкой, Оронго — город, воспринявший от прежнего крохотного поселка лишь имя и ничего больше, Он жил собственной жизнью, бурной и не совсем понятной, но ни единого звука не долетало вниз, даже разноцветье огней почти не проникало под зеленый полог. Садовый Пояс тихонько дремал у подножия города, как лохматый добродушный пес, уткнувшийся носом в ботинки хозяина. Только изредка где-то над головой возникал слабый посвист проносящихся в ночном небе гравитров, и тогда на миг предупредительно смолкал слаженный хор цикад.
На веранде замаячил слабый колеблющийся клубочек света.
— Костик, это ты? — спросила Ольга Олеговна, приподнимая повыше ладонь, откуда истекало это странное свечение.
— Я, мама. — Кратов осторожно взял ее за тонкое, хрупкое запястье. Что это? Никогда такого не видел.
— Светляк. Его зовут Люцифер. Он живет здесь в саду, а по ночам приходит ко мне в гости. Ему нравится у меня на руках.
— Какой огромный…
— Он тебя немного боится. Видишь, свет чуточку голубоватый? Когда он успокоится, то засияет зеленым.
Ольга Олеговна бесшумно, как тень, опустилась в плетеное кресло. Легким, молодым движением откинула волну темно-русых волос, скользнувшую на лицо. Кратов осторожно сел напротив. Кресло под ним жалко заскрипело.
— Ты просто великан, — сказала Ольга Олеговна. — А моя мебель не рассчитана на великанов.
— В мой прошлый приезд тут была, кажется, дубовая скамья.
— Да, она больше подходила для богатырских застолий. Но мои богатыри гостят очень редко. А чужие не бывают вовсе. Я же выгляжу рядом с ней просто нелепо… К следующему твоему набегу я подготовлюсь специально и придумаю, где тебя усадить.
«Она не меняется, — подумал Кратов. — Меняюсь только я, а она все та же. Когда-нибудь я наберусь отваги и спрошу, в чем секрет».
— Как тебе понравился город? — Ольга Олеговна небрежно обрисовала в воздухе контуры чего-то разлапистого.
— Я… еще не решил.
— И я тоже. Хотя он вырос у меня на глазах. Прямо из ничего, из песка. Наверное, мы так и остались в душе пустынниками. Не то от слова «пустыня», не то от слова «пустынь».
— А в чем разница?
— Пустынь — это монашеская обитель.
— Понятно, — хмыкнул Кратов. — Недавно один человек уже назвал меня аскетом. Правда, это было на Сфазисе…
— Я постелила тебе в вашей с Игорем старой комнате. Жаль, что ты ненадолго. В общем-то, у них с этим городом вышло неплохо.
— Я пробуду здесь очень долго, мама. Целый месяц, а то и два. Я тебе еще надоем!
— Месяц… — Ольга Олеговна качнула головой. — Без малого вечность. Ты никогда не задерживался дома дольше, чем на неделю. И мне кажется, что ты и на этот раз не усидишь. Вы оба пустынники. Кочевники, туареги… Вы видитесь с Игорем?
— И часто. По каналам ЭМ-связи.
— Если бы хоть однажды вы встретились дома!
— Да мы же все здесь развалим!
…Игорь, старший брат, раддер-командор Южного отряда страйдеров, полгода назад ушел в очередной сверхдальний поиск, в галактику 6822 Стрельца, и с тех пор никто ничего не знал о нем и его группе. Как и обычно, перед страйдерами стояла единственная задача: обнаружить сформировавшуюся либо близкую к тому пангалактическую культуру, оценить хотя бы в первом приближении ее внешние проявления. Будь то широкомасштабная астроинженерия, как в Двойной галактике Гидры, или управляемая ассимиляция культур, как здесь, в Галактическом Братстве Млечного Пути, или еще какие-нибудь неизвестные доныне процессы. И немедленно вернуться. Столь длительное отсутствие страйдеров означало, что они достигли цели своего рейда и набирают информацию, либо их уже нет. Экзометральная связь на таких расстояниях не действовала, глохла в межгалактических гравитационных штормах, а разыскивать пропавших страйдеров было бессмысленно. Как можно обнаружить их утлые суденышки, вероятнее всего — разбитые, с угасшими сигнал-пульсаторами, среди мириад звезд чужой галактики?..