Галактический консул - Страница 183

183

Кратов помолчал, пристально вглядываясь в полотно призрачной плоти Мерцальника. Хотя бы какой-то слабый знак того, что его слова не пропадают без следа! «Безумие, — подумал он. — Верно мне твердили ксенологи: я тоже спятил вместе со всей этой планетой. Говорить с глухим, дарить свой портрет слепому… На что я надеюсь?»

— Оставь этот мир в покое, — сказал он хрипло. — Оставь этих людей. Ты приносишь им несчастье. Может быть, тебе кажется, что высшее благо состоит в исполнении любых желаний тех, кто сам ни на что серьезное не способен? Мы и сами тоже не без греха. Спокон веку у нас считалось, что долг вырвавшихся вперед — тащить за собой отставших. Даже если те ни о чем не просят. Те, передние, думали, будто лучше знают, что и кому нужно. Да и само опережение могло еще послужить темой для дискуссии. Бремя белого человека… Своей навязчивой заботой мы вогнали в могилу целые народы. Или обратили их в ленивые чучела, ходульные подобия нас самих… Бог тоже создал человека по образу своему и подобию. И, должно быть, крайне изумился, увидев результат. Когда его точная копия, исполненная божественных начал, первым долгом ударилась в грех. Но ничего уже нельзя было поделать. Разве что изгнать из Рая, с глаз долой… Ты развратил этих несчастных. Ты для них — что библейский змей с плодом познания добра и зла. Они поддались твоему искушению, но не справились с ним. Они предпочли зло, хотя почитают его за добро. Совсем как мы. Но у нас не было тебя, мы все постигали и всего достигали сами. И мы уже близки к тому, чтобы вытравить из наших душ изначальное зло. А в этом мире есть ты. Ты, который равнодушен и не видит, какую беду несет… Господи, что я-то несу?! пробормотал он, изумившись самому себе. — В голову так и лезут ветхозаветные аналогии, тебе бесконечно чуждые. Никак не могу с этим совладать. А смысл вот в чем: ты должен уйти прочь, предоставить этих людей самим себе. И будь что будет. Хаос, потрясения… Пусть. Все равно хуже некуда.

Кратов помолчал, переводя дух.

— Ты меня не понимаешь, — сказал он горько. — Глухой слепец… Наверное, ты привык читать обращенные к тебе мысли, а не слушать бессвязные речи. Конечно, я не умею выразить свои мысли на твоем языке. Я грубый, неотесанный плоддер. И мысли у меня такие же неотесанные. Ничего, я научусь. Конечно, ни завтра, ни через месяц. Быть может, никогда, если учесть мое теперешнее положение. Но если мне удастся выкарабкаться отсюда… Дай только срок. Тогда я вернусь, и мы поговорим. Делай пока свое дело, а я буду делать свое.

Он пошарил глазами по сторонам, пытаясь отыскать гранитную плиту, за которой пряталась заветная дверь на свободу. Бесполезное занятие: нигде не было ни малейшего намека на выход… Кратов отошел в угол и сел на корточки, привалившись к стене. Ему хотелось плакать.

Белая простыня полоскалась на неощутимом ветру, задевая обугленные останки Драконьего Шипа. Временами по ней пробегала легкая зыбь. И, как бы в унисон с ней, начинали слаженно мигать рассыпанные повсюду «светильники».

Крохотный серебристый фитилек трепетал в полуметре от ботинка. Если присмотреться, можно было обнаружить, что он медленно, с трудом съедая это невеликое расстояние, приближался. Будто ему недоставало жара, и потому он изо всех сил тянулся к человеческому теплу. Кратов глядел на него как завороженный. «Знаю: хочешь, чтобы я взял тебя в ладони, — думал он. Тогда бы ты разгорелся на славу… Но меня ты не обманешь. Мучиться я не желаю. Если бы я хотел умереть, то дал бы Драконьему Шипу уговорить себя. Кто ведает, быть может, сейчас Мерцальник укрывал бы своим саваном и меня… Но ты — ненастоящий. Нежить, подделка. Как и все на этой глупой планете. Ты можешь сжечь. Но от тебя никогда не родится подлинный огонь…»

В лицо ему пахнуло жаром.

Кратов вскочил на ноги, прикрываясь рукавом.

На него надвигалась стена пламени. Гудящего, оранжевого, живого.

Весь в ледяной испарине, лязгая зубами, Кратов загнанным зверем шарахнулся прочь. Бежать было некуда: впереди огонь, позади стена. Вцепился скрюченными пальцами в крошащийся камень. Обдираясь в кровь, срывая ногти, не то полез на стену, не то попытался взломать ее, чтобы только вырваться на свободу.

«Откуда здесь огонь?!»

Дрожа всем телом, он обернулся. Заставил себя разомкнуть веки.

Пламя подступало. Стены и пол курились зловонными испарениями.

В нечаянном просвете между пляшущими оранжевыми языками мелькнуло белое полотнище…

«Да ведь это я сам его породил!»

— Ты, скотина, ублюдок! — завопил Кратов. — Убирайся к себе в ад со своей услужливостью! Я ни о чем тебя не просил и не попрошу, ничего мне от тебя не нужно! Только погаси этот костер!.. Я БОЮСЬ ЕГО, Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ, ГОСПОДИ БОЖЕ МОЙ, ДА ВЫПУСТИТЕ ЖЕ МЕНЯ ОТСЮДА!!!

10

…Долгое время — лет сто, не меньше — единственным звуком, достигавшим его ушей, был хруст песка под ногами. Потом мало-помалу к нему добавился ровный, ни на миг не стихавший гул. Будто совсем неподалеку, пара шагов — и откроется! — бился в прибрежные скалы океанский прибой. Никакого прибоя здесь не было и в помине. Или был?.. Он давно утратил представление о времени — как тогда, в подземелье, на бессчетных ступенях винтовой лестницы, ведущей в рай. Может быть, он уже пересек весь материк из края в край и вышел к океану. В этом мире, наверное, тоже где-то существовал океан…

…Умотанные в серое тряпье, размалеванные мумии с застывшими выпученными глазами сидели кружком вокруг большого, насыщенно-синего «светильника». И этот «светильник» с его призрачным трепетанием выглядел более живым, нежели люди. Могло статься, что они и вправду были мертвы, невесть как избегнув тления в сыром и жарком воздухе пещер. Во всяком случае, ни один из них не повернул головы — ни на звук шагов, ни на робкий оклик. Но если они все же были живы и лишь погружены в глубочайшую медитацию, куда же стремились их мысли?..

183