— Даю вам честное слово, — торжественно произнес Кратов. — Я рядовой плоддер со слабыми навыками вождения небольших космических посудин. Не больше и не меньше. Истиносвет не гаснет. А если вот так же впрямую я спрошу вас?..
— Вне всякого сомнения, я отвечу отрицательно. И тоже поклянусь самой страшной клятвой. Так что давайте считать, что Иовуаарп и впрямь утратили интерес к своим дальним сородичам.
— Давайте… Кстати, что вообще могло его возбудить, этот интерес?
— Масса причин. Например, сострадание. Как вы могли предположить, Иовуаарп и Аафемт — одна раса. Распавшаяся на две неравные половины в незапамятные времена. И материнской расе невыносимо тяжело смотреть на то, как вырождаются, изводят самих себя ее заблудшие дети. И больно сознавать, что нет никакой возможности убедить этих заигравшихся в жестокие игры детишек покинуть горящую песочницу…
— Любопытно, что же хорошего может им предложить взамен упомянутая материнская раса? Как общеизвестно, условия обитания на планете Эаириэавуунс еще более далеки от райских.
— Не забывайте, Константин, что о всякой разумной расе известно лишь то, что она пожелает о себе сообщить. Я не исключаю возможности, что Иовуаарп из каких-то своих соображений ввели Галактическое Братство в заблуждение. Дали искаженную информацию о собственном мире. На самом деле нет на Эаириэавуунс никаких нефтяных болот. А, напротив, есть прекраснейшие голубые небеса, подпираемые белоснежными вершинами гор, с которых сбегают хрустально-чистые воды и теряются в зеленых полонинах…
— Зачем бы им учинять такой вселенский розыгрыш?
— Это землянам нечего скрывать от посторонних глаз. А обитателям Эаириэавуунс, очевидно, есть. Но я теряюсь в догадках, что же именно.
— Не оттого ли предки нынешних Аафемт дали деру из этих райских кущей?
— Я как ксенолог, долгое время занимавшийся историей этого вопроса, на основании свежеполученных сведений готов предложить очень интересную гипотезу. Что нам стало ведомо об Аафемт? Первое: они чужие на Уэркаф. Второе: предполагаемая численность их весьма невелика, что-то около двух миллионов. В этих рамках она удерживается искусственно, методами довольно варварскими, прокрустовыми. Я говорю об Очищениях… По нашим обычным понятиям — психоз. И все же два миллиона разумных существ воспринимают это регулярное самоистребление как нечто естественное, само собой разумеющееся.
— Биссонет не уставал повторять, что они здесь все сумасшедшие…
— Он близок к истине. Хотя эта догадка строилась у него на одних эмоциях. Аафемт действительно ненормальны. Десятки поколений искусственного отбора по признаку отклоняющегося поведения! Этим миром правили безумцы. И они оставляли в живых только себе подобных.
— Почему же материнская раса выжидала так долго? Или ей был любопытен результат такого небывалого эксперимента?
— Допустим, что она не выжидала. Она просто не могла вовремя вмешаться.
— Не могу поверить, что такое возможно, — сказал Кратов, нахмурившись.
— Возможно, друг мой… — командор помолчал. — Позвольте небольшое отступление. Вы знаете, что такое авангардизм?
— Кто же не знает? — пожал тот плечами.
— На Земле всегда были люди, воспринимающие реальный мир иначе, нежели мы с вами. Когда они пытаются отразить свои ощущения словами, красками или поступками, их творчество вызывает у большинства окружающих непонимание, подсознательное отторжение. В самом деле, когда художник рисует черный помидор или зеленокожую женщину с тремя глазами, то естественнее всего предположить, что он страдает особой разновидностью дальтонизма или что у него серьезные психические нарушения параноидального характера…
— Не из обычных людей
Тот, кого манит
Дерево из цветов
— продекламировал Кратов.
Дилайт кивнул:
— «Но я так вижу!» — защищаются они. И мы, серые обыватели, в силу присущей нам терпимости соглашаемся, сохраняем за ними право на искаженное мировосприятие. Иногда даже притворяемся, будто нам что-то ясно в этой неумелой мазне, в этих бессмысленных сочетаниях слов и звуков, в этих подчеркнуто противоестественных телодвижениях, которые они называют танцами или сценическим действием. Или питаем надежду, что все их творчество — некая норма, попросту нам недоступная. Что они в чем-то опережают нас.
— Что в этом дурного? — осторожно спросил Кратов.
— Ничего, поверьте… Разумеется, на девять десятых эти психические отклонения — лишь имитация. Время от времени авангардизм входит в моду. И толпы дилетантов, которые отроду не умели правильно налагать краски и составлять осмысленные фразы, но до судорог желали самовыражения, учиняют роение вокруг подлинных иномыслящих, будто пчелы вокруг матки… А теперь представим, что в распоряжение этих оригиналов предоставлена целая планета. Только что открытая, вполне благоустроенная и совершенно пустая. Эдакий космический Монмартр.
— Воображаю, что там творилось! — усмехнулся Кратов.
— Надо полагать, там было нескучно. Нескончаемый вернисаж. Карнавал днем и ночью. Орды гениев ходят стенка на стенку, отстаивая за собой исключительное право на истину. А толпа туристов с Эаириэавуунс наблюдает за этой резней с благоговейным восторгом. «Я так вижу!» — вопят гении. «Мы так не умеем», — пристыженно думают зрители.
— И все счастливы, — вставил Кратов.
— Еще бы… И в один прекрасный момент планета внезапно исчезает.